разделил негодование адвоката и согласился с недопустимостью подобного своеволия газетчиков. Судья пообещал разобраться в этом инциденте, попутно сделав дополнительное наставление присяжным насчёт того, что они на протяжении всего судебного процесса не должны читать газет, слушать радио и обсуждать с кем-либо происходящее в зале суда.

Развязка истории с публикацией фотографии Мануэля оказалась в высшей степени неожиданной. Через пару дней кто-то из числа должностных лиц, присутствовавших в зале, догадался раскрыть газету, полученную судьёй, и… с удивлением понял, что «фотография Мануэля» изображает вовсе не подсудимого! Это был снимок совершенно постороннего молодого мужчины, даже отдалённо не похожего на Питера. Ситуация таким образом получилась предельно комичной и даже глупой – ни адвокаты, заявившие жалобу на газету, ни судья, согласившийся с жалобой, эту самую газету даже не раскрыли. Как следует характеризовать их манеру ведения дел?

Как было сказано чуть выше, Мануэль не отказался от дачи показаний и в произвольной форме парировал содержание обвинительного заключения на протяжении 6 заседаний. А это – секундочку! – 3 дня работы суда. Свой весьма специфический дар демагога Мануэль в ходе этого подзатянувшегося stand-up’а продемонстрировал весьма и весьма ярко. Повторить сказанное им невозможно, да и не нужно, поскольку детальный разбор этого заливистого вранья приведёт лишь к потере времени.

Но на некоторые моменты следует указать, дабы читатель получил некоторое представление о той весьма забористой лжи, что неслась из уст обвиняемого на протяжении многих часов.

Так, например, Мануэль заявил, что не писал признания и даже не подписывал. Он несколько раз в различных вариациях повторил эти утверждения, а спустя полтора часа, по-видимому, забыв о сказанном, заявил, что свои признания в убийствах делал из желания спасти семью. Тезис о «спасении семьи» его чрезвычайно увлёк, и подсудимый весьма многословно и выразительно принялся вещать о том, что его отца полицейские хотели посадить в тюрьму, а любимую младшую сестрёнку – разорить. И никакого когнитивного диссонанса от собственных откровений Мануэль не испытал!

Другой поразительный рассказ Мануэля оказался посвящён совершенно мозголомной истории, согласно которой Питер Смарт имел суицидальные наклонности, обдумывал различные способы самоубийства и обратился к Мануэлю с просьбой раздобыть оружие. Более того, он до такой степени доверился Мануэлю, что передал ему ключ от дома! Между тем опись имущества, находившегося в доме Смартов, показала, что стоимость различных мелких предметов [хрустальных и золотых украшений, фарфора, раритетных книг и прочего] достигала 4,9 тысяч фунтов стерлингов. По тем временам это была весьма немалая сумма – около 150 месячных зарплат квалифицированного шотландского рабочего. История с передачей ключей от такого дома какому-то малознакомому работяге из газовой компании, в недавнем прошлом тюремному сидельцу, представлялась совершенно недостоверной, о чём главный обвинитель и заявил во время перекрёстного допроса Мануэля.

Неужели подсудимый всерьёз надеялся убедить присяжных в возможности подобного поступка Питера Смарта?!

Не менее завирально прозвучал рассказ Мануэля о его встречах с Уоттом. С плохо скрытым хвастовством подсудимый заявил, будто тот называл его «шефом» и просил помочь в поимке Таллиса, Мэри Боус и Харта. Именно на них Уотт якобы рассчитывал свалить убийство в собственном доме. Чтобы показать, как Уотт заискивал перед ним, Мануэль рассказал о том, как во время одной из встреч он обмолвился, будто имеет при себе очень мало денег. В это время они проходили мимо пекарни, принадлежавшей Уотту, и тот немедленно вошёл внутрь, открыл кассу и вытащил из неё все наличные деньги, которые и отдал Мануэлю. Сумма составила 15 фунтов стерлингов. История эта прозвучала совершенно смехотворно и вздорно, хотя сам Мануэль явно не отдавал себе отчёт в том, насколько же такой рассказ не соответствует образу состоятельного предпринимателя, якобы готовящего заказное убийство жены и дочери.

Сейчас мы знаем подноготную криминального пути Мануэля, и потому его потуги защитить себя мы можем с полным основанием называть не только наивными, но и комичными. Он в лоб опровергал то, что опровергнуть было невозможно, и выдумывал совершеннейшие небылицы. Подсудимый даже спустя 4 месяца с момента ареста так и не понял, как полиция вышла на него, другими словами, он так и не догадался о доносе Бреннана. В суде Мануэль великодушно защищал полицейского осведомителя, хотя в некоторых случаях мог сослаться на него для обоснования собственного alibi.

В этом месте следует отметить то, что привлечение Бреннана для защиты Мануэля могло бы доставить стороне обвинения некоторые проблемы, но обвиняемый этой возможностью не воспользовался. Он великодушно отводил от дружка подозрения в соучастии в некоторых эпизодах, не подозревая о его истинной роли в собственном разоблачении. Вот уж воистину, хитрее чёрта, глупее вороны…

Говоря о судебном процессе, нельзя пройти мимо очевидного противоречия в показания матери и отца подсудимого. Родители Мануэля были вызваны в качестве свидетелей защиты, что, кстати, следует признать вполне логичным, правда, защита их оказалась не такой, на какую рассчитывали сам Питер и его адвокаты. Мать Мануэля, явно потрясённая его сознанием в чудовищных преступлениях, рассказала о встрече с ним после ареста. Она признала, что сын во время разговора оставался спокоен и прекрасно понимал то, о чём говорил. Отец же, рассказывая о том же самом разговоре, понёс совершеннейшую околесицу и принялся доказывать, будто Питер был то ли под воздействием алкоголя, то ли одурманен наркотиками. Он якобы не признавался родителям в убийствах и, вообще, говорил довольно бессвязно, и понять его было затруднительно. Самое смешное заключалось в том, что Сэм вступил в прямое противоречие не только с показаниями жены, но и самого Питера. Последний, напомним, утверждал, будто никаких признаний в убийствах не писал и не подписывал, между тем его отец во время перекрёстного допроса принялся доказывать, что сын признал факт написания признательных показаний, но заверил родителей, будто сделал он это под угрозой расправы.

Очевидная нелогичность рассказа отца заключалась в том, что если бы детективы действительно одурманили Питера Мануэля алкоголем или наркотиками, то они могли бы легко это скрыть, перенеся встречу с родителями на сутки или двое. Но это соображение, совершенно очевидное для любого непредвзятого человека, попытавшегося проанализировать описанную ситуацию, по-видимому, не пришло в голову Сэмюэлу.

Совершенно комичным и нелепым стало появление в суде одного из подставных свидетелей Мануэля, на которого тот явно делал большую ставку. Работник ночного клуба «Royal Oak» Роберт МакКуэйд (Robert McQuade) был вызван защитой для того, чтобы свидетельствовать о встрече в его клубе Питера Смарта и Питера Мануэля. Якобы цель встречи, которой в действительности никогда не было, заключалась в том, что Смарт хотел забрать пистолет у Питера Мануэля. МакКуэйд заявил под присягой о том, что будто бы был лично знаком с Питером Смартом – что было ложью! – и знал, что тот имеет проблемы психиатрического характера, что также являлось ложью. Это враньё играло важную роль в выбранной защитой стратегии, но Роберт МакКуэйд полностью провалил поставленную перед ним задачу.

Он явился в суд в чудовищных укороченных брюках-трубах, совершенно нелепом [с накладными плечами] плаще, явно большего размера и делавшего его похожим на огородное чучело. Образ его гармонично дополняли огромные ботинки с полированными носами и… белые носки! В те годы так в Шотландии одевались хулиганы или сутенёры, нормальный член общества не мог явиться в суд в укороченных брюках-трубах и белых носках, не зря же первое правило джентльмена гласит, что мужские носки могут быть любого цвета, но обязательно чёрные! Хотя МакКуэйд и отработал назначенный ему «номер», рассказав всё то, что от него требовалось, но цели своей он не достиг и лишь скомпрометировал подсудимого.

Разумеется, нельзя не упомянуть о том, как адвокаты Мануэля реализовали на практике ту самую «специальную защиту», о которой так многозначительно заявляли ранее. Сразу скажем – никак не реализовали! В ходе допроса Уилльяма Уотта стало ясно, что никакими доказательствами, способными подтвердить сговор Мануэля и Уотта, защита не располагает – вся доказательная база опирается на те сведения, что в своё время собрали детективы Джеймса Хендри. То есть адвокаты пытались доказать то, что сами же полицейские посчитали ошибкой… Ну, куда такое